— Где Исай Матвеич? — спросил Костик.
— Нетути, родимый! у масляницу пошел.
Пошел и Костик в масляницу.
— Здравствуй, Матвеич!
— Здравствуй, Борисыч!
— Помогай бог.
— Спасибо.
— Аль пущать масляницу задумал?
— Хочу пущать в четверг.
— Доброе дело.
— Что господь одарит.
— Матвеич! вечерять пора. Ужинать собрали, — крикнула через окно жена Прокудина.
— Ладно. Вечеряйте, мы после придем; а ты, Гришутка, иди; я сам тут печку покопаю.
Григорий встал, закинул в печку новую охапку прошлогодней костры, передал отцу о́жег, исправлявший должность кочерги, и вышел. Прокудин почесал бороду, лег на костру перед печкою и стал смотреть, как густой, черный дым проникал сквозь закинутую в печь охапку белой костры, пока вся эта костра вдруг вспыхнула и осветила всю масляницу ярким поломем.
— Ух! шибнуло как, — сказал Прокудин, заслоня от жару ладонью свое лицо.
Костик ничего не ответил на это замечание, только встал, закурил свою коротенькую трубочку, лег возле Прокудина на брюхо и пристально в него воззрился.
— Что ж, как, Матвеич? — спросил Костик.
— Ась!
— Как, мол, дела-то будут?
— Какие?
— Да известно какие, по маслобойке.
— А уж как господь приведет.
— Вместе, что ли, опять будем?
— Эт-та с тобой, что ли?
— Ну да.
Прокудин задумался. Костик раза два курнул, сплюнул и опять спросил:
— Ну, как же?
— Да оно бы, известно, ничего; да…
— Что?
— Дела вон ишь ты какие.
— Какие ж дела?
— Всё брешут: то на бар, то воля; в степи, пожалуй, погонят. Кто его знает-то!
— Это всё пустяки! — отвечал Костик, ясно понимавший, что Прокудин увертывается от прямого ответа.
— Пустяки, пустяки, а иной раз, гляди, на экую штуку наскочишь. Я это тебя ж пожалеючи говорю.
— Ты вот что, Матвеич! Ты не михлюй, а говори дело: хочешь али не хочешь компанию опять иметь?
— Да не го́жо, чудак ты этакой!
— Стало, не хочешь?
— Вот пристал!
Костик поднялся, взял с лавки шапку и сказал:
— Ну, на том прощенья просим, Исай Матвеич!
— Постой! Куда ты? — крикнул Прокудин.
— Ко двору пора.
— Постой, сичас Гришка придет, пойдем повечеряем; хоть выпьем по крайности вместе.
— Нет, пойду ко двору.
— Экой неуломный!
— Прощай!
Костик ушел и целую неделю не приходил к Прокудину. Прокудин пустил в ход маслобойню и закупал богатой рукой коноплю. Костик все это слышал и бесился. Масло стояло высоко, а коноплю Прокудин забирал без цены: барыши впереди были страшные. Думал было Костик обратиться к кому-нибудь другому из мельников, да все как-то не подходило, и капитала ему всем не хотелось оказывать. А барыши прокудинские ему в горле стояли. Прокудин тоже боялся, чтобы Костик не подсударил своего капитала кому другому, и не спускал его с глаз. Капиталу у Прокудина тоже невесть что было в сборе; он только нарочно подзадоривал Костика большими закупками конопли, а в деньгах на оборот крепко нуждался. Костик же этого никак сообразить не мог и все думал, что Прокудин, должно быть, обогрел его при прошлогоднем расчете, и еще больше сердился.
Прошло этак дней восемь, мужички тащили к Прокудину коноплю со всех сторон, а денег у него стало совсем намале. Запрег он лошадь и поехал в Ретяжи к куму мельнику позаняться деньгами, да не застал его дома. Думал Прокудин, как бы ему половчее обойтись с Костиком? А Костик как вырос перед ним: ведет барских лошадей с водопою, от того самого родника, у которого Настя свои жалостные песни любила петь. Завидел Прокудин Костика и остановил лошадь.
— Здравствуй, — говорит, — Борисович!
— Здравствуй! — отвечал Костик.
— Что тебя не видать?
— Зачем видеть-то?
— Как зачем? Неш все по делу! Можно, чай, и так повидаться.
— Некогда, дядя! — и Костик дернул лошадей.
— Слушай-кась! Постой! — крикнул Прокудин.
— Чего?
— Да вот что! Ты побывай ко мне.
— Ладно.
— Нет, исправда побывай.
— За коим лядом?
— Дело есть.
— Полно шутки шутить!
— Нет, право-слово, дело есть.
— А дело есть, так говори.
— Что тут за разговор на улице.
— Пойдем в избу.
— Бревен там лишних много, в вашей избе-то. Побывай ко мне сегодня. А то, малый, жалеть опосля будешь.
— Да какое там дело?
— Ну, какое дело! Приходи, так узнаешь.
Костик ничего не ответил и повел лошадей; Прокудин тоже хлопнул вожжой и поехал ко двору.
Поужинал Костик, надел тулуп и пошел к Прокудину. Все уж спали; он стукнул в окно масляницы; Прокудин ему отпер. Костик, не поздоровавшись, сел и спросил:
— Ну, какое там дело?
— Погоди, прыток больно. Вот выпьем да капусткой закусим, тогда и дело будет.
Выпили и закусили.
— У меня, брат, нынче все как-то живот болит, — сказал Прокудин.
— Ты говори, дело-то у тебя какое до меня? — отвечал Костик.
— Такое дело, что жаль мне тебя, старого друга: вот какое дело!
— Благодарим, — отвечал Костик совершенно серьезно.
— Право.
— Да я ж тебя и благодарю.
— Хоть мне и не надобен твой капитал и не под руку он мне, — сла-ть господи, свой достаток есть, — ну, одначе, вижу, что надо тебя приютить в товарищи.
Костик молчал. Он смекал, что Прокудин что-то надумал.
— Выпьем-ка по другому, — сказал Прокудин.
Выпили.
— Еще одну.
И еще по одной выпили.
— Только вот что, — сказал Прокудин.
— Что?
— У меня есть до тебя просьба. Да вряд, парень, сослужишь.